Деревянная девочка, или Ди — королева кукол - Страница 9

— И тогда у тебя останется один выход, — Лен открыл верхний ящик и достал синий массивный браслет — точь-в-точь такой, как на руках махэньзи.

— Такой был знаешь у кого?

— Знаю! Весь мир видел это по телевизору… У убийц в отеле!

— И у тех, вторых, в ложе… Значит… вправду они вампиры, бестелесные существа? — Я рассказала Лену про пустой вертолёт.

— Чепуха! Очаровательный детский фольклор. Ты наслушалась его в школе?!

— Кто из нас не слыхал в детстве таких историй!

— Ну так вот… Когда всё это происходило, я смотрел в ложу, прямо в пустую тёмную ложу, где всегда привык видеть тебя. Мне непривычно было, что ты — в зале. И вдруг они появились… прямо из воздуха. Они не вошли, не ворвались — а просто оказались на своих местах в боевых позах и тут же стали размахивать ножами, ещё не осознав, что жертв нету… Всё это заняло секунды. Спасатели не оплошали. Стреляли метко, почти без шума… Конечно же, гипнопулями. Но всё было зря — убийц убрали, не дожидаясь, пока они исчезнут тем же способом, который наводит на мысль о привидениях и вампирах… но их схватили бы прежде.

— А убийца?…

— Вот тот исчез. Стрелял он из ложи напротив.

— Я видела. Значит, всё-таки…

Лен вздохнул.

— Но ты же видела и как убирали трупы… Разумеется, это зомби, обученные, запрограммированные автоматы — уже не люди, но и не бестелесные духи.

— А как же тогда «небестелесный дух» проникнет в комнату с плюмбанитовой защитой?

Лен пристально взглянул на меня:

— До открытия, сделанного твоим отцом, понять это было в принципе невозможно.

— Нам? Да? А они… Умели это делать всегда?..

Я начала кое-что понимать. Открытие, сделанное отцом… Синие тэмпомаркёры. Цвет — символ бесконечного времени. Я вспомнила синий крест на машине медицинской помощи. Синий треугольник на двери в подвал, который в давние времена принадлежал не школе и служил вовсе не для хранения старого хлама… Две синих шкалы на старенькой установке, присобаченной к обыкновенному компьютеру, который был отремонтирован нашим школьным техником после моих упрашиваний: мол, мне надо — пишу реферат об устаревшей технике. А когда установка заработала…

Я взяла в руки синий браслет. В середине стекло, как на часах, но шкала не замкнутая в кольцо — ровная прямая линия.

— Так это и есть ручной «тэкатор»?

Лен объяснил, что это декорация. Две главных шкалы были на внутренней стороне браслета.

— Шкала и всего три цифры? На весь период существования вселенной…

Лен медленно покачал головой:

— Он охватывает всего лишь историю человечества. Сто тысяч лет. Но этого хватит для бегства. Он спасёт тебя, если со мной… что-нибудь случится.

— А не может он, — усмехнулась я, зная, что Лен прекрасно меня понимает, — спасти сейчас нас с тобой?

— Нет, это устройство рассчитано только на одного человека.

— Откуда он у тебя?

— Это твой браслет. Я хранил его у себя по просьбе Клайва, который был другом твоего отца… Ты знаешь. Тот просил сохранить его для тебя. Передать, когда придёт время… Это — страшная редкость. Наши темпо-кинетические установки и сейчас ещё огромных размеров…

Я опять представила гаремный номер, девочек на ковре и руки убийц над ними. Да, именно сейчас человечество пополнит свой запас ручных «тэкаторов» — целой дюжиной, снятой с трупов махэньзи…

Лен тоже сидел с отсутствующим видом, и я не знала, о чём он сейчас думал. Он был явно не здесь… Может быть, душа его была там, где была и моя, когда час назад я слушала его голос…

Я никогда не считала себя суеверной. Но если всё наше прошлое, как выяснилось, не исчезает — если оно существует вечно и любое его мгновение можно «остановить» — поймать и увидеть воочию… И пусть это только волны… волны Эфра — Райта, промодулированные световой волной, — возможно, в чём-то мистики были правы… И правы были идеалисты, хотя Платон и описывал всё другими словами, ведь теперь известно — реальность вокруг существует не только материально, но и в «отражённых» отблесках, в виде световой волны — «идеальной картинки», вечной, дублирующей наш мир «голограммы». И пусть это взгляд лишь с одной стороны, научной, но, если сказать иначе, — в этих волнах записана наша жизнь. А что если наша душа — наша память… тоже запись всё тех же волн? И пусть это только волны, но это есть, и оно существует… И, может быть, существует там — в той реальности, куда отправляется всё наше прошлое и наша душа после нашей смерти и куда она может порой проникнуть, когда ей делается нестерпимо плохо в этом мире или, наоборот, хорошо, как было мне час назад, когда я слышала «Реквием», когда я слышала голос Лена.

Сам он был чем-то, кажется, потрясён. Застыл в кресле, не сводя глаз с газеты, валявшейся на полу, — он сидел с тем же отсутствующим видом, словно душа его была уже не здесь, а делала разведку в иных пространствах, предчувствуя скорый уход.

Я потрясла его за плечи:

— О чём ты думаешь, Лен? Скажи!

— Я вспоминаю… Ты помнишь свой первый дипломный кукольный спектакль? Почему ты выбрала этот сюжет?

Почему? Конечно же, я всё помнила… Это был второй приезд Лена. Меня перевели в Театральный колледж. «Кукольный»… Как называла я нашу школу в настоящем старинном замке на одном из Апеннинских Айлов, недалеко от музея в Корно, куда свезли ещё до Потопа все шедевры Флоренции и галереи Уффицы. Сама атмосфера и близость Греческих Айлов, куда нас возили на экскурсии, настраивала на исторический лад. Но главное — наш колледж был при театре «Итальянских кукол». Именно поэтому я так и рвалась в этот колледж… Мои первые опыты с куклами в монастырском подвале породили одну мечту: поставить спектакль с настоящими итальянскими куклами в рост человека, но новым способом — не дёргая за верёвочки, а перемещая во времени и пространстве…